– Мать его я под Воронежем похоронила. Осколком бомбы её насквозь… Перед смертью она карточку дала мне своего мужа, прошептала: «Может, отыщешь его после войны, так сынка передашь…» Вот она.
Захар нехотя взял карточку. С неё глядел на Большакова простоватыми глазами парень лет двадцати пяти.
Мария Дмитриевна поняла тогда его состояние, мягко проговорила:
– Ну да, придется поискать его. Отец же ребенку. Только навряд ли найдешь. Я даже фамилию не успела спросить. Только и поняла из ее последних слов, что ребенка звать Миша, что они жили до войны в Курске да что муж ее был пожарником…
Так Мишка остался у Захара.
В последующие годы для успокоения совести Захар несколько раз писал в Курск. И после каждого письма жил в страхе: ну, как найдется отец?
Но время шло, а отец Мишки не находился. Да и как найтись, если Захар не мог указать даже фамилию ребенка, писал просто о мальчике по имени Миша, сыне курского пожарника!
И Захар успокаивался.
Но однажды в селе появилась маленькая старушка с узелком в руках, пришла к Захару и подала ему одно из его писем:
– Ты, что ли, писал?
– Я… – обомлел Захар.
– Ну-ка покажи ребёнка…
Мишке было тогда лет шесть. Она долго глядела на мальчика, покачивала головой.
– Не знаю, не знаю. На отца-то, на Ивана, вроде и походит и не походит.
– Вот его отец, – грустно сказал Захар, доставая карточку.
Старуха глянула на неё, выхватила из рук Захара, прижала к груди и тихо заплакала. А выплакавшись, сказала:
– Ну, спасибо тебе, добрый человек, за ребенка. А это он, Ванюшка. Под Берлином он уж погиб… У меня в Киеве кое-какие родственники живут, да, ежели уж ты позволишь, я тут, у вас, останусь. Буду мало-мальски приглядывать за вами… Господи, да я ведь ещё не назвалась – тетка я двоюродная Мишеньке-то буду, по имени-отчеству Ольга Харитоновна …
Сообщить об ошибке в викторине